Предисловие администрации сайта.

Мы размещаем на нашем сайте новый дискуссионный материал, любезно предоставленный автором - Марией Емельяновой. Эта статья посвящена анализу видеоклипа IGSM и была написана в ходе полемики Марии с М.Ахундовой и её сторонниками на одном известном форуме. Анализ в значительной степени построен на "толковании символики", которой насыщен клип. По мысли автора, толкование символов представляло своего рода игру, основанную на столь любимом Ахундовой допущении, что в творчестве Меркьюри нет ни одной лишней запятой. Разумеется, при таком подходе некоторые моменты могут оказаться надуманными и, возможно, не всегда оправданным, с чем автор полностью согласен. ))
Целью данного разбора было продемонстрировать, что поистине великое произведение, к каковым автор причисляет IGSM, является самостоятельным, может быть истолковано "само из себя" без оглядки на прочее творчество и на биографию Меркьюри. Автору кажется допустимым показать, что даже рассматривая все попадающиеся на глаза "символы", придти к ахундовской концепции "насильственной смерти Фредди", якобы описанной в этом клипе, оказывается довольно затруднительным.

Статья предлагается к обсуждению, и никем не выдаётся за истину в последней инстанции )))

  

 

Queen. I'm Going Slightly Mad.
Опыт вивисекции.

«Жизнь все равно опрокинет все ваши телячьи построения!» (В.Ерофеев, «Москва-Петушки»)

«Отличная идея! Надеюсь, что неправильная».(ВФС, д-р психол. наук о «компьютерной» модели мышления Саймона, Ньюэлла и Шоу)

Введение.

Байка.

Однажды мой научный руководитель, автор второго эпиграфа, сидя за чашкой чая на кафедре (на стене висел написанный на бумажке первый эпиграф), высказал интересное соображение о работе с научным текстом — из собственного опыта. До какого-то момента он, работая с текстом, помимо выборки цитат, строил схему прочитанного с тем, чтобы уловить взаимоотношения идей, изложенных в тексте и понять его конструкцию. Но в какой-то момент он отказался от построения схем, придя к выводу, что схема зависит от множества неконтролируемых ситуативных факторов, каковые влияют на прочтение. И схема при всяком прочтении оказывается разной.

Мотивация.

Данный разбор во многом складывался как ответ уважаемым Юлии и Мариам, авторам близких и в некотором смысле, схожих, на наш взгляд, разборов I?m Going Slightly Mad. Разборов очень интересных и хороших — но, думается, несколько неполных. Мы считаем допустимым время от времени дискутировать с обоими разборами, рассматривая смыслы клипа в несколько ином ключе, и комментируя, чем мотивируется иная трактовка, чем те, что предложены ранее.

Наша трактовка, пожалуй, может быть охарактеризована как «психологическая», ибо, думается, основной ее направляющей является поиск — если не смысла жизни — то смысла смерти.

Методология. Правила игры.

Честно говоря, целостность видения не представляется нам такой уж ценностью при восприятии художественного произведения. Но если уж мы следуем принципу герменевтического круга, подразумевая, что части могут быть поняты исходя из смысла целого, а целое — исходя смысла из частей — то, ничего не поделаешь. Придется проговорить восприятие словами и придать ему более-менее целостный вид.

Любая спекулятивная деятельность — дабы сохранить целостность, системность и убедительность аргументации — должна осуществляться в рамках определенных правил, призванных очерчивать «сферу компетенции» спекуляций. Итак, правила игры, которым мы будем следовать в этом разборе. Приступим.

1. Мы исходим из того, что как минимум 90% деталей IGSM, а то и больше — связана с общим непротиворечивым смыслом.

2. Мы считаем возможным использовать только те символические конструкции, которые имели — или могли иметь — отношение к жизни, творчеству и интеллектуальному багажу автора. Мы будем воздерживаться от трактовок, противоречащих его вероисповеданию и недоступных автору хронологически или культурно нерелевантных (последнее значит, что если, например, перед нами встанет выбор между европейским символом и символом племени Маниту — предпочтение будет отдано европейскому символу). Вместе с тем, мы будем достаточно широко использовать отфильтрованную указанными фильтрами символику для интерпретации смыслов произведения.

3. Безусловно уважая биографическую составляющую творчества любого автора и Ф.М. в том числе и признавая обязательность и неизбежность влияния фактов биографии на творчество, мы тем не менее отказываемся от идеи полной детерминации смыслов произведения теми биографическими фактами, которые мы можем наблюдать относительно автора как сторонние наблюдатели — в нашем случае — знать со слов очевидцев. Это означает, что мы будем четко разделять автора и его произведение как два самостоятельных организма, находящихся «в родстве», но не в неразрывном единстве. Мы утверждаем, что любое великое произведение искусства — а обсуждаемое произведение мы считаем возможным отнести к таковым — может быть воспринято непредвзятым читателем/зрителем/слушателем, не знакомым с авторской биографией, таким образом, что основной смысловой посыл будет им интуитивно воспринят. Собственно, эта универсальность и самостоятельная ценность представляется нам основным маркером именно великого произведения. Мы, разумеется, учитываем условия создания произведения: учет такого фактора, что автор смертельно болен, в значительной степени облегчает интерпретацию. Вместе с тем, факт смертельной болезни нам доподлинно известен. Однако мы будем избегать «метаспекулятивных» рассуждений биографического характера (рассуждений вроде «на основании таких-то косвенных данных мы заключили то-то, поэтому мы на основании своих заключений мы предполагаем то-то»). Вследствие этого мы не подразумеваем в сюжете полных и «дословных» биографических цитат — или же считаем их необязательными для интерпретации и определения художественной ценности IGSM. Представляется, что подобное ограничение приведет к максимальной объективации анализа.

4. Исходя из идеи самостоятельности произведения, мы считаем справедливым четкое разграничение автора произведения и лирического героя. Разграничение автора и персонажа дает нам возможность сформулировать гипотезу об авторском отношении к рассказанной истории. Ошибки или заблуждения персонажей, буде таковые обнаружатся, — также признаются задуманными автором и допущенными неслучайно.

5. Методика. Сперва мы рассмотрим отдельные символические конструкции и их связки — не только в хронологическом порядке, но и «сквозными» линиями - персонажей, образных паттернов, стихотворных контекстов и т.д. Потом из всего этого мы соберем целостную модель.

1. О тексте.

Для начала, приведем полный текст и подстрочник. И то и другое любезно предоставлено «Яндексом». Подстрочник принадлежит перу Нуба с форума Asgard. После консультации с профессиональным переводчиком перевод был признан вполне корректным.

Итак, текст: Queen «I’m Going Slightly Mad»/вольный перевод от Нуба

- вторая — пограничная — основана на том, что герой, находясь на границе «между этим миром и лучшим миром» — обращается к своему двойнику - посмертной тени? Или себе — еще живому? Но и в этом случае он беседует сам с собой.

Таким образом, представление себя банановым деревом в контексте куплета — вероятнее уподобить сумасшествию и слабости. «Я в лихорадке, - говорит герой, — я плаваю… Этот чайник скоро выкипит — Я — банановое дерево [я слаб, я сошел с ума].

1.1 Отступление:

Многократно обсужденный надкушенный банан, брошенный обезьяне, мог бы, конечно, обозначать кастрацию (как на этом часто настаивают), если бы его надкусывал кто-то, кроме героя ФМ. Но его надкусывает именно он. Что же это? Самооскопление?

Что же происходит? Этот анкруайабль в смокинге с бананами на голове надкусывает банан — плод самого себя, бананового дерева — и бросает этот плод обезьяне.

Мне видится в этом, во-первых, мотив самопоглощения больного сознания героя — а, кроме того — хулиганская выходка, приравнивающая его самого к обезьяне, с которой он делится пищей.

Это путь деградации, знак того, что на пороге смерти сумасшествие — не выход. Логическое завершение эпизод получает в тот момент, когда обезьяна отбрасывает банан как совершенно бесполезный: «то, что растет на моей голове — даже обезьяне на корм не годится».

Как уже отмечалось, второй куплет написан в первом лице. Если в первом куплете был болен «ты», то теперь болен «я».

Это можно интерпретировать как с точки зрения самой болезни, так и с точки зрения упомянутого уже состояния пограничности, беседы с двойником «за гранью», где границы «я» и «ты» теряются, становятся несущественными.

Третий куплет — осознание ощущения «почти».

Квинтэссенцией «почти», недостаточности, неопределенности - является то самое «слегка сошел с ума», которое «диагностирует» у себя главный герой.

Вообще речевая конструкция «я сошел с ума» недоступна для сумасшедшего. Она парадоксальным образом демонстрирует способность субъекта контролировать и оценивать свое состояние относительно нормы. Истинный душевнобольной совершенно точно уверен в собственной нормальности, он ни на минуту не может усомниться в логичности своих рассуждений, здравомыслии собственных рассуждений.

Не так же ли поступают ровно все, кто считается здоровыми?

Герой, утверждающий, что он сошел с ума, да еще и определяющий степень «чуть-чуть» — с одной стороны, в состоянии оценить свое состояние, и априори не безумен — но, в то же время — находится в полной растерянности. Он утратил почву под ногами, но до истинного безумия ему остается совсем пустячок: перестать считать его безумием. И именно об этом он и зритель «догадываются» в финале песни.